В это время случилось нечто, что изменило статус покрытого золотом алтарного камня с горы Сион в церкви Марии Сионской. Если не предположить, что священный камень, табот Сиона, был оставлен или забыт в Табре и заменен другой священной реликвией, то он должен был вернуться в Аксум. Мы можем обоснованно предположить, что реликвия была привезена из Табра через некоторое время после поражения Граня в скромную перестроенную церковь во времена Сарса Денгеля по двум причинам. Во-первых, Сарса Денгель, уезжая в Аксум на церемонию своего посвящения в январе 1579 года, потребовал, чтобы она проводилась перед матерью Сионом, таботом (или ковчегом) повелителя Израиля. По-видимому, он подразумевал тот же объект, о котором писал Альварес, но значение его несколько изменилось. (Год спустя император крайне необычным образом отметил Аксум, провозгласив себя хранителем "храма Аксума, славы Сиона, скинии Бога Израиля".) Во-вторых, именно из Аксума священный талисман снова был увезен около 1620 года из-за разгула католической догмы. Но это уже не тот артефакт, что был раньше. Он стал ковчегом Завета.

Испанский миссионер-иезуит Перо Паис, умерший в Эфиопии в 1622 году, после девятнадцати лет упорной работы смог изучить более современные на тот момент источники, чем Годиньо. Он знал историю ухода ковчега, а не только скрижалей, из Иерусалима. Она была описана в копии КН, хранящейся в церкви Аксума, где Паис жил в 1620 году, в "Книге Аксума", как он ее назвал. Паис перевел большую часть текста на португальский, и его версия более или менее совпадает с той, что можно найти у Безольда и Баджа. Собственный труд Паиса остался неопубликованным [95] .

Значимость этого текста для нас неоценима. Он может быть сравним с манускриптами окончательной версии книги и парижской рукописью. Порядок событий, фразеологические обороты и главные эпизоды схожи, хотя перевод Паиса и урезан. Несомненно, что он только законспектировал основной сюжет, выпустив большие куски текста как не относящиеся к делу, из того же самого первоисточника, из которого происходит древнейший сохранившийся манускрипт КН.

У Паиса составление данного текста точно датировано, оно произошло спустя 2500 лет после самих событий. Содержание легенды сильно отличается от того, что записывали Альварес, Сага Зааб и де Баррос. Новая версия, которую мы можем видеть в манускрипте XV века, самого древнего из известных нам, если принять на веру датировку, принятую в парижской Национальной библиотеке, с этого времени превалирует. Как это обычно случалось с кодексами манускриптов Эфиопии, старая копия текста заменялась новой, что давало повод для постоянной переписки текстов. Но произошло несчастье. Книга, которую видел Альварес, была уничтожена вместе со старой церковью в 1535 году, или разбросана по разным укрытиям, или потеряна. Сегодня в нашем распоряжении нет текста КН на геэз, сохранившего старую историю с деревом Креста и отсутствием ковчега. Новая версия, сама "Слава Царей", повествующая о ковчеге, стала общепринятым текстом.

Вдобавок после 1535 года священный камень, табот Сиона, исчез из Аксума. Уже в повествовании 1579 года о коронации Сарса Денгеля реликвия Аксума называется "Seyon tabota amlak Esrael", теми же словами, что использованы в КН и житии Маркоревоса для описания ковчега. Уже к концу века артефакт Аксума стал для эфиопов ковчегом Завета.

Именно в это время иезуиты стали специально исследовать и записывать факты, связанные с эфиопской верой в обладание ковчегом. Мануэль де Алмейда задокументировал его существование уже на исходе иезуитского влияния в Эфиопии в своем ежегодном отчете за период с марта 1626-го по март 1627 года. Он отметил, что, вместо освященного алтаря, у эфиопов есть нечто более интересное:

…ларец, который они зовут ковчегом Завета, принесенным с горы Сион; и они столь сильно верят в это, что все алтари в церквях назвали таботами. В главных церквях же алтари сделаны в виде ларца, как в древние времена [96] .

Здесь нам в первый раз встречается (если не принимать во внимание Абу Салиха) описание объекта, похожего на ковчег. Это не был просто алтарный камень из Сиона. Это был ларец или сундук, который называли таботом Сиона и прямо отождествляли с ковчегом Завета из Иерусалима.

Эта таинственная вещь, по мнению Алмейды, была именно тем, что дало имя всем другим таботам. Он дает нам объяснение того факта, что хотя табот — это всего лишь табличка, все эфиопы зовут его "ковчегом Завета". Алтари кубической формы, о которых говорит Алмейда, — это манбара табот. Различие в том, что есть отсылка к некоему ларцу. Реликвия, как и во времена Альвареса, принесена с горы Сион, но теперь она превратилась из алтарного камня, скорее всего, в деревянный ларец больших размеров.

Мануэль де Алмейда также приводит странный рассказ о таботе Сиона, который звучит совершенно невероятно:

И в главных церквях алтари сделаны в виде ларцов, как то было заведено в древности. Как я слышал, внутри них есть pagode (святилище?) или идол, в котором хранится фигура женщины с огромной грудью. Зная об этом, император несколько лет назад, когда приехал в церковь для коронации, просил священников, чтобы они открыли означенный ларец и показали ему, что внутри. Те так и не сделали этого.

Император Суснейос не увидел, что же было внутри святилища Аксума, а мы больше не услышим о странной статуэтке. В эфиопских церквях практически не было скульптурных изображений, хотя мы и не можем сказать, что они были запрещены, так как в археологических раскопках была найдена древняя скульптура еще доаксумских времен. Самое интересное, что Контенсон проводил раскопки на месте будущей часовни скрижалей Моисея, и именно здесь был найден фрагмент базальтовой головы женской статуи. В Хавелти, Матаре и Адулисе были открыты еще более примитивные глиняные изображения "матери-земли". Что касается статуэтки внутри христианского алтаря, то это выглядит достаточно сомнительно. Алмейда также указывает, что данная информация — это неподтвержденный слух. Но мы не должны забывать, как мало мы знаем о способах выражения индивидуальности древней эфиопской церкви и о том, что говорит "История Ханны": "И внутри святая святых, в месте, где покоилась святая скиния, была фигура Марии, дочери Иосифа" [97] .

11 декабря 1625 года в Данказе император Эфиопии Суснейос встал на колени перед католическим патриархом, дабы отдать себя под власть римского понтифика Урбана VII. В феврале 1627 года, в то время как император столкнулся с нарастающей волной религиозных бунтов, папа, согласно Геддесу, мягко убеждал его "собраться с мужеством… достойным колена Давидова, в котором Эфиопия прославляет своего предка". Он не прибавил ни слова воодушевления солдатам, о котором его умолял император.

Эфиопы с ужасом смотрели на религиозные реформы нового патриарха Афонсо Мендеса, который грубо указывал на слабые места в вероучении эфиопской православной церкви и поднял бурю гнева, похоронившую малейшую возможность существования католической Эфиопии. После разгрома раздосадованный Мендес, изгнанный с патриаршего места сразу после того, как престол унаследовал сын Суснейоса, Фасилад, слал отчаянные письма с Гоа, напрасно стараясь убедить португальское правительство военными усилиями получить то, что не удалось достигнуть проповедью и примером. Небрежность в обращении с сакральными предметами церковной утвари была одним из преступлений, которые эфиопское духовенство вменяло в вину католикам. Позже, в ответе на одно из писем патриарха, император обвинил их в вандализме из-за сожжения деревянных таботов и замены их заново освященными.